Амина понимала, что жить ей оставалось не больше часа.

Кровь постепенно замедляла своё движение по венам, и сердце в груди, в левой её стороне тяжелело, готовое в любой момент сорваться с непрочной нити, связующей душу девушки с этим бренным миром тлена и лживой призрачности.

А губы, почти не шевелясь, шептали: «Инна лиЛлах1 ва Инна лиЛлах1 раджи`ун»…

Рядом сидела её любимая младшая сестра, голубоглазая Саида, и тонкой ладошкой гладила умирающую по голове. По бледным щекам Саиды не переставая текли теплые прозрачные слезы, повисали бисером на ресницах и на подбородке, но девушка даже не чувствовала их. Она чувствовала только последний ток жизни в холодной руке умирающей сестры, другое в тот миг не волновало и не отвлекло её.

Амина всегда была примером для сестер из местного Джамаата, стойкой и в подтверждение своего имени верной муъминой, не знавшей страха на пути Аллах1а, искренней и всегда готовой прийти на помощь. Она с чистым сердцем, сильным духом и неустанным поминанием имени Аллах1а выступила на джихад в это непомерно тяжелое для уммы время, когда братья трусливо отсиживаются по своим домам, точно испуганные корабельные крысы, радуя тем самым глаза проклятого Иблиса. Враги давно прозвали Амину Бешеной Волчицей и необъяснимо боялись этой хрупкой маленькой девушки, читавшей намаз кротким тихим голосом, смотревшей на мир робко из-под светлых строгих глаз и так похожей своим тонким станом на молодое цветущее весною деревце.

Они боялись её больше тысячи мужчин-моджахедов. Да, никто в горах не стрелял лучше Бешеной Волчицы, никто не проводил большего даваата среди молодых девушек, чем она. Никто из воительниц Аллах1а не рвался в атаку с такой неописуемой радостью и воодушевлением, словно бежала она не навстречу врагам, а прямо к маячившим на горизонте прекрасным садам Джанната. Хотя она и вправду изо всех сил бежала именно к тем садам… Но главным оружием Бешеной Волчицы был не автомат в правой руке, которым она владела безупречно, и не старинный дедовский нож, засунутый в просторный рукав платья, а вера в Аллах1а, в Единственность Его, упование на милость Его и надежда на то, что, иншаАллах1, наступят светлые времена, когда ислам перестанет быть в России гонимой религией нацменьшинств и заполнит собою территорию нового долгожданного Имарата!

И вот она спокойно лежала без движения на сырой от прошедшего дождя земле и отсчитывала последние минуты, нет, даже секунды, невольно торопя время, лишь бы поскорее избавиться от мира, который она давно уже выменяла на лучший удел у Господа миров. Всевышний Аллах сказал: “Поистине, Аллах купил у верующих их души, и их имущество (платя) взамен им Райским Садом. Они сражаются на пути Аллаха, убивают врагов и сами убитыми бывают. Это обещание, данное в Торе, в Инджиле и в Коране. А кто в обещании своем вернее Аллаха? Ликуйте же от выгодного торга, который с Ним вы заключили! Это великая удача” (Сура Тавба (Покаяние), 111)

Вершины деревьев, залитые нежным утренним солнцем и устремленные к небу, покачивались от сильного ветра. Облака в неистовой гонке бежали друг за другом, создавая на фоне голубого неба причудливые силуэты. Птицы исполняли свои обычные ежедневные песенные партии. Всё в природе и именно в этом лесу шло как обычно своим чередом, как свершается тысячелетиями день изо дня по устроенному Всевышним порядку. Но очень чуткий слух мог уловить, что птицы сегодня пели как-то громче и мелодичнее, чем обычно, и ветер казался почти беззвучным… А очень внимательный глаз мог уловить необычную для этого времени года, даже странную прозрачность света, пропускаемого кронами деревьев поближе к земле… Просто никогда еще в этом лесу не умирал шахид. Сегодня впервые…

Из плотного ряда кустов появились две невысокие девушки в черной одежде. Одна из них была ранена в руку.

- Кажется, мы всё-таки оторвались от них. Всё чисто. Как она?

Саида взглянула в их сторону и покачала головой. Они присели рядом. В этот миг Амина напряглась до выступивших на лбу капель пота.

- Ляяяя иляяяха илля Ллах1… – она на последнем дыхании прочитала шахаду. И затихла уже навсегда.

- Амина, сестренка, Амина!..

С неба также лился прозрачный мягкий свет. А запах мускуса уже витал неуловимым ароматом Фирдауса в застывшем земном воздухе, ставшем робким свидетелем долгожданного шахидства.

- Знай, родная, мы гордимся тобою сейчас. Ты была примером для нас при жизни и также примером праведной смерти останешься навсегда. Жди нас там, иншаАллах! Мы скоро последуем за тобой… совсем немного подожди, мы долго здесь не задержимся. Амин!

- Амин йа Аллах1а! – сказали сестры в черном.

Саида крепко обняла сестру-шахидку за плечи и уже не плакала больше. Не плакала до самого того момента, как ровно через пять часов сама получила свинцовую пулю в сердце при штурме дома, в котором укрылась с другими сестрами, ведя с врагами отчаянную перестрелку. Лишь когда кровь из раны горячей струей брызнула Саиде на одежду, маленькая слеза счастья напоминанием о грядущей вечности с ресницы капнула ей на щеку…

Саида сидела на полу, поджав под себя ноги, и чистила щеткой одежду. Она тихим голосом напевала нашид, услышанный сегодня во время поездки в город. Это был необыкновенно красивый нашид, рассказывающий о Джаннате и его обитателях. Хотя Саида не знала арабского, она пыталась как можно лучше по памяти воспроизвести услышанные слова. Ещё, тщательно стряхивая с одежд пыль и грязь, девушка вспомнила одну поучительную историю, рассказанную ей кем-то из «лесных» сестер.
Говорят, что султан Баязид II обычно после каждого возвращения с джихада на пути Аллаха собирал в бутылку пыль, собравшуюся на его одежде. Как-то раз, когда султан собирал пыль со своей одежды, чтобы поместить ее в бутылку, его жена сказала ему: «Прошу, позволь мне спросить».

Он ответил: «Спрашивай». Она спросила: «Почему ты делаешь это? Какая польза от того, что ты собираешь эту пыль в бутылку». На что Баязид ответил: «Я прикажу сделать кирпич из этой пыли, и положить его под мою голову в могиле, когда я умру... Разве ты не знаешь, что в Судный День Аллах1 защитит от огня тело того, кто вел джихад на Его пути?» И в действительности, завещание было исполнено. Из этой собранной в бутылке пыли, когда он умер, был сделан кирпич и положен под голову этого богобоязненного султана, да смилуется над ним Аллах.

- Валлах1, хозяюшка наша, очнись! – оказывается, Амина уже несколько минут стояла посреди комнаты с большой спортивной сумкой в руке. Сумка была такой огромной, что, казалось, девушка сейчас переломится надвое под её тяжестью.

- Давай помогу, - Саида быстро поднялась и подошла к сестре.

- ДжазакиЛлах1 хайран! Уф… Тяжело как. Аж в зрачках потемнело. Поистине, за трудностью приходит нам облегчение. – Амина устало прислонилась к стене.

- Ва йяки! А что там?

- В сумке? – Амина загадочно улыбнулась. – А догадайся с пяти раз…

Понятно. Там лежало оружие. Сегодня Саиде предстояло первое в её жизни серьезное задание. Уже несколько ночей подряд она проводила в молитве, почти не вставая с намазного коврика, моля Всевышнего Аллах1 вселить ей в сердце храбрость истинного воина, да так и засыпала на полу. Поначалу, когда Саиде доложили о том, что она наконец-то примет участие в настоящем «живом» деле, сердце её забилось подобно захваченной в силки лесной птице, сомнения, нашептываемые шайтаном, полились в него вязкой, противной прохладой страха, захотелось спрятаться куда-нибудь подальше, где бы никто не смог её найти – как в детстве под скамейку или в шкаф. Но после молитвы сердце девичье успокоилось и сейчас стучало совсем мерно и легко. Отстукивало счастьем.

- Кто еще идет с нами?

- Асия и Фатима.

- Надежные сестры?

- Еще бы! – Амина посмотрела на стоявшую перед ней совсем еще юную муджахидку и улыбнулась так, как только она могла улыбаться, глядя на сестру, с рождения выросшую у неё на руках. Теперь Саидка-голубоглазка приходилась ей еще и попутчицей по дороге к истинному прибежищу всех уверовавших мусульманских душ. Амина читала в её глазах легкое волнение, уже заметное по тому, как Саида неуверенно опускала глаза и постоянно одергивала одежду - с детства выдававшая её привычка при волнении.

- Асия и Фатима - очень опытные и верные нашему делу. Обе уже долго в горах. Если что случится, слушайся их. Обещай!

- Обещаю… А Фатима - это та самая, которая всю ночь несла тебя на себе при боях у ***?

Амина нахмурилась немного, где-то в правом боку предательски кольнул сохранившийся в теле осколок от взорвавшейся гранаты. Прошло почти ровно два года с того времени, как она приобрела себе эту первую боевую рану, потом ещё были сквозные ранения левой руки и лодыжки, ставшие уже как будто конвейерной привычкой. Тело лишь иногда давало знать о первой боевой отметине, когда погода была дождливая. Но шрамы памяти ныли намного чаще и больнее шрамов тела, и тогда к ней возвращались воспоминания о том уже таком далеком, словно не из её, а из чей-то чужой, случайно подсмотренной жизни, июне…

Однажды нежданно-негаданно в жизни Амины, юной студентки, уехавшей из дома учиться в Москву в медицинский институт, появился один человек по имени Хасан – скромный и честный, соблюдающий мусульманин, как позже оказалось - муджахид. Они познакомились на одном из исламских форумов, которых сейчас немалое количество появилось во всемирной паутине Интернет.

Подолгу переписывались, говорили об исламе, о том повсеместном зле, которое совершается нынче на земле, о несправедливости по отношению к мусульманам, о том, что глаза и самой уммы плотно отгорожены шорами безверия от великой истины, с которой был ниспослан Пророку Мухаммаду (соаллах1у алейхи ва салам) Священный Коран. Амина, не сумевшая до конца привыкнуть к холодной грязи Москвы, безумно скучавшая по родным горам и по всему родному, только начинавшая впускать свет ислама в своё сердце, как могла укрепляла иман, проводя вечера за чтением многочисленных книг, присылаемых ей по электронной почте строгим братом-муъмином.

Сколько раз она благодарила Всевышнего за это неожиданное виртуальное знакомство, определившее потом всю её последующую судьбу! Углубляясь в чтение религиозной литературы, Амина всё яснее и яснее понимала, что в условиях ликования куфра на земле - жизнь её по сути убога в своем бездействии. Амина в один вечер объявила джихад и своему нафсу, и врагам ислама, а когда в телефонном разговоре рассказала об этом Хасану, он только воскликнул: «Аллах1у `Алим, Господь, Ты услышал мои мольбы! Ты распечатал ей сердце!», и назначил ей встречу на сегодня же для очень серьезного нетелефонного разговора. С этого дня Амина обеими ногами прочно встала на истинный путь – на путь Аллах1а Тагаля…

Много дешевых уловок придумывал коварный шайтан, стремясь руками родственников сбить её с этого пути, но её устремления, создавая причину, которую Всевышний впоследствии по милости Своей делал событиями её жизни, оказывались сильнее. При первой попытке уйти из дома, чтоб отправиться в Дагестан в муджахидский отряд, состоящий из девушек, Амина была снята с поезда отцом и братьями, а потом отправлена за сотни километров в другой город, лишена всех средств связи, дабы, как они думали, не иметь возможности связываться со своими друзьями-ваххабитами.

Ей ежедневно с настойчивостью пыток прочищали мозги, пытаясь избавить их от «подобранной бандитской дури», как выражался отец. Лишили всего, думая взять молоденькую девушку измором, заперли под замком, но главного лишить так и не смогли – глубокой искренней веры. Ибо Аллах1 Тагаля – Велик, Он – Господь миров! И ничто из Его беспомощных творений не способно нарушить планы Нашего Творца! Амина с именем Аллах1а на устах, улучив удобный момент, сбежала из заточения домашних стен посреди глубокой спасительной ночи, не оборачиваясь больше никогда назад, и мечтала только об одном – пожертвовать жизнью своей ради распространения величия Аллах1а на земле. Другой цели не было пред ней.

Брат Хасан помог Амине добраться до места, куда она наметила свой путь. В «лесном» лагере новую сестру приняли радушно. Волки всегда рады приходу нового борца. А, благодаря искренней религиозности, надежности и природной скромности, Амина очень скоро завоевала уважение среди всех соратников по оружию. К тому же небесполезными в тех условиях оказались её коричневый пояс по дзюдо и хорошие навыки стрельбы. Почти сразу же Амина, будущая Бешеная Волчица, была назначена амиром небольшого женского отряда.

С Хасаном они не виделись, хотя он сражался в горах неподалеку. Говорят, сражался как тигр.

И вот тот июньский день… Погода стояла чудная, по-настоящему летняя, но совершенно не жаркая, нежная какая-то. Ни ветерка, ни облачка на небе не было. Хотелось, с улыбкою глядя на седые вершины, босяком бежать по мягкой шелковой траве, щекочущей стопы ног, раскинуть во всю ширь руки, как крылья, и лететь-лететь навстречу своим мечтам и детским грезам…

Отряд Амины стоял в маленьком лесу под ***. В нескольких километрах в соседнем селении уже десять часов шел ожесточенный бой муджахидов с кафирами. Одни души уходили стайками в Рай, с заботою забираемые ангелами, другие – прямиком в Генну огненную, ибо там их законное место позора и бесконечных унижений! По рации Амине передали, что ведущему бой отряду нужна поддержка и что пора уже сестрам вступить в битву. Кровь закипела! Глаза загорелись! Страх уступил место воодушевлению и благодарности Аллах1у за данную возможность праведной гибели! Улицы…дворы…выстрелы…крики…

…Вдруг время застыло, словно кадр, насильно вырванный из кинофильма. Амина не помнила, как она оказалась на земле. Болел висок. Смутная полоса застилала глаза. И кровь теплой струйкой сочилась по лицу. Почти сразу же Амина поняла, что кто-то с ужасной силой ударил её прикладом по голове. Она пыталась встать на ноги, но не могла даже голову поднять, так её свинцом налило, не говоря уже обо всем теле.

- Ну тварь ваххабитская, доигралась! – закричал кто-то, стоявший над нею. Она была под прицелом. Холодной металл посреди жаркого дня, направленный дулом смерти на праведную мусульманку – разве не странность этого погрязшего во грехе мира?

«Инна лиЛлах1 ва Инна лиЛлах1 раджи`ун! Аллах1 Акбар!», - произнесла Амина радостно, громко, с трепетом, ведь следующим утром она, иншаАллах1, намеревалась раскрыть глаза в Раю…

Через мгновенье громом раздался глухой прицельный выстрел, а за ним совсем близко последовала громкая автоматная очередь. Рядом с девушкой на землю нехотя повалилось что-то тяжелое и грузное, как набитый мусором мешок.

«Неужели ощущенье смерти подобно ощущенью жизни? – промелькнула мысль в голове Амины. - Сказано, что для шахида рана, несущая ему смерть, подобна укусу насекомого, потому, наверное, я и не почувствовала ничего?»

- Ассаламу 1алейкум ва рахматуЛлах1 ва баракатух1, сестра-муъмина! Как ты? – где-то близко раздался знакомый голос. – А этот муртад уже в Аду.

И невидимая искренняя улыбка засияла ей в лицо. Хасан!.. Голос его…

- Ваалейкум ассалам ва рахматуЛлах1 ва баракатух1, брат-муъмин! Вот, как видишь, жива пока по милости Аллах1а…

Они перебежками добрались до стоявшего неподалеку здания, напоминавшего своим видом амбар или что-то подобное из хозяйственных построек.

- Сестра, оставайся пока здесь. Тут надежно. Вот тебе автомат, две гранаты и… постарайся не высовываться. Ты ведь ранена, пожалуйста, будь здесь. Я вернусь.

Хасан ушел, оставив за собой только тень, потом – еле видневшуюся широкую спину, потом – звенящую пустоту и мучительное ожидание. Амина не знала, сколько именно она просидела так, прислонившись к покосившейся деревянной двери и ежесекундно ощущая страшную боль в виске, постепенно перетекавшую волной во все члены. Дверь поскрипывала под тяжестью навалившегося на неё тела, и оттого еще более напрягались нервы. Время потеряло счет. Постепенно окружающие предметы становились всё более различимыми, и Амина больше не могла сидеть без дела в то время, как братья и сестры сражались с победным гласом: «Победа или Рай!», получая у Аллах1а свой заслуженный удел. Она медленно поднялась, подержалась несколько секунд за косяк двери, пока глаза снова приобрели ясность, и на втором дыхании ринулась в огонь, жаром боя заполонивший округу. Для многих врагов из кафиров и муртадов последним, что они видели перед смертью, было красивое лицо юной девушки, взором напоминавшей разъяренную дикую волчицу.

Но времени в тот день суждено было застыть перед сражающейся Аминой во второй раз. Граната с небрежно оторванной чекой камнем упала в нескольких метрах от неё. Девушка тут же машинально отступила на шаг назад. «О Всевышний, Милостивый, Милосердный, прими меня!» - Амина не закрывала глаз, ей хотелось посмотреть на всё окружающее в последний раз, чтобы сравнить это запомнившееся земное сновидение с райскими чудными далями и еще раз убедиться в правильности своего выбора – в душе она ведь давно променяла дунйю на Джаннат…

И вдруг как всегда неоткуда в её жизни появился Хасан. Точно тигр в бешеном прыжке, он накинулся на смертельный зеленоватый клубок, схватил его и поскорее отбежал, целясь выбросить гранату на соседний пустырь, где засело, окопавшись, множество врагов. Но не успел он добежать…взрыв…тяжелая горячая волна… и в одну секунду он стал шахидом Всевышнего Аллах1а. Образ брата, по руководительству Господа давшего Амине время, чтоб продлить её джихад, после долгие месяцы стоял неотрывным воспоминанием перед ней. Высокий сильный боец с крепким иманом, храбрым сердцем и несокрушимой волей, всегда спокойным прямым взором глядевший на мир, он достойно принял свою участь.

Продолжение того дня муджахидка не помнила больше. Девушку стремительно отбросило в сторону взрывной волной, а осколок гранаты попал ей в левый бок, и, точно скошенная травинка, она без сознанья рухнула на твердую иссохшую землю, столько раз уже становившуюся ложем для неё. Муджахидам пришлось тогда отступать, и одна из сестер Джамаата, та самая Фатима, о которой упомянула Саида, несла ослабевшее тело раненой Амины всю ночь на себе, преодолевая собственную хрупкость. Фатима оказалась младшею сестрою павшего Хасана.

Спустя какое-то время обе девушки сидели на берегу речки вблизи своего лагеря и долго молчали, любуясь дикой красотой резвящихся холодных волн. С грохотом, создавая водовороты и воронки, волны накатывались на огромные валуны, преграждавшие им путь, и отступали, чтобы через долю секунды снова, ещё с большим усердием и напором навалиться на них силою взревевшей воды. Как известно, капля камень точит…Амина всё это время держала в ладони небольшой клочок белой бумаги и, было видно, что о чем-то очень сильно хотела сказать Фатиме. Но у той также было, о чем рассказать своей подруге.

- Фатя…

- Амишка…

У них получилось начать одновременно.

- Амина, дорогая, я скажу то, о чем мой брат не успел тебе сказать. Наверное, не стоило бы уже об этом говорить, но я решила не скрывать. Знаешь, он мне признался незадолго до своей гибели, что мечтал бы видеть тебя своею женой. Вот…

Фатима говорила, еле сдерживая в горле ядовитый комок из слез, готовый вырваться наружу потоком рыданья. Амина опустила голову, почти не дышала. И вдруг встрепенулась.

- Возьми. Это нашему брату-шахиду я написала ещё раньше, до… - она смущенно протянула сестре бумажку, которую так усердно сжимала в кулачке и, прерывисто вздохнув, быстрыми шагами ушла по направлению к лагерю.

Это были два стиха. Фатима тут же вслух прочла написанное, невольно соединяя слова их с шумом горной речки, и не переставала сквозь слезы улыбаться.

1.

О, брат мой, светел лик твой, и светла душа,
Покрыты ноги твои пылью на пути Аллах1а…
Ты уйдешь в один миг - без оглядки и очень спеша - Под покровом широкого зеленого стяга.

Я выйду из дома и долго тебе вслед неотрывно
Буду смотреть, мечтая там быть бок о бок с тобой.
Быть может, однажды шумные летние ливни
Напомнят тебе, что ты не забыт сестрою одной…

Быть может, эхо от моих дуа, подобно ветру,
К тебе прилетит и крепости придаст в имане.
Пускай меж нами будут расстояньем километры…
Я ждать тебя дам перед Всевышним обещанье…

А если мне весть принесут, что Аллах1 Тагаля
Призвал твою душу в сраженье с кафиром,
Не почувствует ни одной моей горькой слезинки земля,
Ведь – значит – свершилась встреча твоя с наипрекраснейшим миром!

Ведь – значит – теперь райской пробуждаем ты зарёй,
Ведь – значит – гурий сонм с тобою пребывает рядом!
О, брат-муджахид, быть твоей по вере преданной сестрой -
Уже Всевышним мне дарованная награда!

И вот ты ушел без оглядки, ты очень спешил…
Ты выменял жизнь земную на лучший удел у Аллах1а.
И мне примером своим светлую надежду подарил –
Что также я сумею выйти на священный путь с отвагой!

2.

Мне приснилось поле, широкое, зеленое.
Я коня увидела, без всадника на нем.
Солнце стало тусклым, и небо стало черным…
Поняла я с болью – был тот конь твоим конем!

Подбежать хотела – ноги не бежали,
Закричать хотела – онемел беспомощно язык!
Всё же есть конец у земной печали,
Даже если человек к ней уже привык.

Мне приснился вечер, горы мне приснились,
И костры горящие в темноте лесной.
Радостно там ангелы кружились,
Забирая души воинов, что вступили в бой.

И один из ангелов уносил тебя…
Слёзы до сих пор влажны на глазах, щеках –
Плакала от счастья я, плакала любя,
Пал ведь ты шахидом в тех обоих снах.

Кто тебя счастливее? Кто тебя дороже
Для Аллах1а нашего, Господа миров?
За родных и близких заступиться сможешь
В День, когда раздастся трубный страшный зов.

Нет, ты не погибший! Ты для Господа живой!
Слушаешь, как нежно струится Салсабил,
И ждешь из братьев тех, кто верною тропой
Священною из дома своего ещё не выходил.

Но выйдут многие, прочтут айяты из Корана
Однажды ночью или жарким днем.
И также одна из сестер моих - в молитве ранней
Упомянет пред Всевышним о брате ненаглядном своем.

Пусть приснятся нам всем прекрасные лица,
Покрытые пылью, поднятой ногами с дорог.
Пусть приснятся нам те, кто более всего стремится
Умереть, произнося без страха, что Единственен Бог!

…Саида молча глядела на сестру, ушедшую ненадолго в глубь своих воспоминаний. Первой неведома еще была горечь потери, вторая сполна познала её, озарив свои глаза ранней печалью.

Но обе девушки были счастливы в тот момент, и минутой позже, и минутой раньше. Ведь сердца и слух их не были запечатаны Аллах1ом, и не было на глазах их невидимых покрывал, они узнали, что путь спасения – один, и вышли на него без сомнений, без колебаний. Они узрели истину, которая заключила в себе несколько коротких слова: «Победа или Рай», победным кличем разносящийся по горам родного Кавказа!
Всей крепостью сердца они полюбили Всевышнего и влились в ряды таких же уверовавших, являя собой прообраз будущего воцарения Шариата и справедливости, который будет построен муъминами на чистой земле, избавленной даже от самых мелких обломков кафирского мира грязи и похоти, ведь, иншаАллах1, придет к нам помощь от Аллах1а! Ведь сказано в Коране: «Если Аллах окажет вам помощь, то нет победителя для вас, а если Он покинет, то кто же поможет вам после Него? На Аллаха пусть полагаются верующие!» (3:160)

Когда Саида впервые переступила порог родительского дома с билетом «в один конец» и твердо решила больше не возвращаться, по примеру старшей сестры, её сердце охватила вселенская радость. Неописуемое чувство… «Сражайся же на пути Аллаха! Не отвечаешь ты ни за кого, кроме как за самого себя, и побуждай верующих…» - звучали у неё в ушах слова из Книги Аллах1а. Действительно, ни отец, ни мать, и никто из друзей и собратьев не ответит за нас в День Воздаяния, каждый в одиночестве предстанет перед Царем Дня Суда. И будет давать ответ. И будет каждая часть тела свидетельствовать «за» или «против» человека, а он станет препираться, но ничего не изменит уже. Поздно придет раскаяние…

«Я – Саида ФисабилиЛлах, - говорила она, отходя от дома шаг за шагом всё дальше и дальше. - Я возлюбила Аллах1а, я клянусь следовать Корану и Сунне Пророка (соаллах1 алейхи ва салам) и ни на пядь не отступить от заветов ислама! Амин! И пусть моя жизнь незначительна для массы тех, кто окружил забором куфра и лжи мою религию, пусть они кичатся своим временным успехом, это временная их потеха. Ибо от Иблиса тот успех.
Только от Аллах1а может быть настоящая победа, только от Него, Господа миров! И если не я выйду сейчас из дома к муджахидам, чтобы сражаться, убивать и быть убитой, то кто же тогда ещё? Йа Аллах1, даруй нам победу или гибель! Третьего не дано! Аллах1 Акбар!» А вслед отец, мать, обнаружив пропажу и второй дочери, отлично зная уже, куда она держала путь свой, посылали ей вслед неисчислимые проклятия. «Они обе не дочери мне больше!» - кричал отец, стуча головою о стену. – Да будут прокляты те дни, когда ты родила их на свет! Лучше бы ты в своей утробе их убила!» А мать, сидевшая рядом, рыдала и глотала литрами валерьянку.

- Интересно, каким будет выражение лица у отца, когда мы встретимся в Ахирате?

- Он испытает огромную зависть к нам. Как и многие другие. Тогда он пожалеет обо всем, наверное, раскается, но окажется это раскаяние слишком поздним… Пойдем, родная, совершим молитву вместе с сестрами, скоро уже машина за нами приедет. Будем наготове, - Амина обняла сестру и поцеловала в волосы.

- Да, конечно, с именем Аллах1…

В вечерних новостях очень кратко, в течение всего лишь нескольких минут, показали кадры о том, что в очередной раз хорошо вооруженная многочисленная группа моджахедов засела в одноэтажном доме по такой-то улице, что туда стянуты все лучшие силы правоохранительных органов и спецподразделений города, готовых навести долгожданный конституционный порядок местного масштаба. Несколькими часами ранее группа боевиков, как сообщалось, была блокирована в районе соседнего леса, но им удалось не без потерь выйти из окружения и войти в город, занять один из заброшенных пустующих домов на окраине. Штурм продолжался весь вечер. Атака шла за атакой, не прекращаясь, но дом всё не был взят. Точно невидимым подкреплением новые отряды приходили на помощь к обороняющимся. Хотя нет, не обороняющимися они были, а именно нападающими. Бесстрашно нападающими на тагут.

К утру менты из кафиров и муртадов расходились по своим домам устало измученными и жестоко озадаченными, ведь после взятия здания, давшегося им немалой кровью, они нашли там тела не десятка натренированных мужчин, а тела трех молоденьких девушек, двум было не больше двадцати трех лет, а одна совсем казалась ребенком. Пуля попала ей прямо в сердце и разорвала его. Но лицо её казалось живым, точно не смерть отпечаталась на нем, а жизнь новорожденного... И не знали неверные, с облегчением ложась в свои постели, какое огромное число муслимок сейчас так же, как убитые девушки, стремятся участвовать в джихаде своим имуществом, душой и словом! Много же им работы с нами предстоит! Нескончаемо много! По милости Аллах1а появятся новые поколения мусульман, более стойкие и уверовавшие, которые без страха и упрека возьмут в руки оружие и уйдут на джихад!

Одна из таких будущих муджахидок, такая же голубоглазая и тоненькая, как и её родные сестры, сидела в тот вечер с Кораном в руках (его она прятала от отца под досками во дворе, в дом проносила книгу под одеждой) и, дойдя до айята: «И никак не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мертвыми. Нет, живые! Они у своего Господа получают удел, радуясь тому, что даровал им Аллах из Своей милости, и ликуют они о тех, которые еще не присоединились к ним, следуя за ними, что над ними нет страха, и не будут они опечалены!

Они ликуют о милости от Аллаха, и щедрости, и о том, что Аллах не губит награды верующих». (3:169-171) – долго пыталась понять смысл его. Этот айят почему-то всегда особенно трогал её сердце. «Как жаль, - с искренней детской печалью думала она, - что Амины и Саиды сейчас нет со мною дома, они бы точно всё разъяснили… Я так скучаю по вас, мои любимые сестренки. Когда же мы увидимся снова?» Девочка взяла в руки стоявшую на столе фотографию в деревянной рамке, на которой все три сестры стояли в обнимку розовощекие и улыбчивые, поцеловала безжизненное холодное стекло рамки и крепко прижала её к сердцу.

«Ляяяя иляяяха илля Ллах1!» - сильный порыв ветра с неожиданной силой ворвался в комнату через полуоткрытую форточку, и встрепенувшаяся девочка точно расслышала, что именно эти слова он принес вместе с собой. Слова благословенной шахады были произнесены такими знакомыми голосами – тихими голосами её родных сестер, уже шахидок, иншаАллах1…

Айша ФисабилиЛлах

ДШ